Поверьте старому колпинскому пожарнику

Велосипедисты вспоминают о вневелосипедной жизни, только когда их стаскивают с велосипеда, а евреев вокруг никто не трогает. Пешеходы тогда обижаются, им жалко велосипедистов, пешеходы рисуют себе на ладонях сердечки и поломанный велосипед, а евреи велосипеды себе не рисуют, и пешеходы говорят: - смотрите, какие бездушные евреи, от поломанного велосипеда носы воротят.

Пешеходы с поломанными велосипедами на ладонях бродят по улицам, переходят дорогу в отведенных местах, но их давят на пешеходных переходах, и вокруг асфальтовой зебры нет передавленных евреев. Уцелевшие велосипедисты рисуют себе на ладонях бегущего человека и сердечки, евреи этого не рисуют, и велосипедисты говорят: - мы в наколочках сострадания, пешеходы ходили в наколочках, а евреи без наколочек любят курочку.

Посмотрели уцелевшие евреи на участников дорожного движения, помыли руки и чистыми руками стали есть курочек и селедочку. Велосипедистов давят и пешеходов, это понятно, а евреев-то за что?

Уж сколько раз в моей лачуге
Вскрывали амфору ножом.
Я их врасплох — они ужом
На швабре вьются без кольчуги.
***
Сирийцу где-то Стерх послал кусочек щуки.
Свеклы добудя, Антиох
Срубил хренца среди картох,
Растёр, смешал, добавил к рыбе
И вознамерился отъесть.
Вздохнул поглубже — перенесть
Хренца в дыхательном порыве
Не получилось — эллин мой
Рванул тунику, поднял очи
И зашагал стезёй прямой
На пир иной
Царицы Ночи.
Он взял и помер там — короче, —
Лицом зловеще багровея.
Рыдал Диван, гарем скорбит.
Народ услышал — Царь убит
Рукой Иуды Маккавея.
***
Теряют люди всякий стыд,
Поклёп кидая на еврея.

Поэт, в Синьорию захожий,
Лобзает зад гонфалоньеру.
Спросил его посланник дожей:
— Скажи: зачем утратил меру?
Едва достиг ты княжьих жоп,
Так сразу мощно присосался.
К ладье князей ты ходом галса
Спешишь пока вокруг свежо.
Ты вечно в будке где Эм Жо,
Когда твой князь и не просрался.
Стремиться в рощу должен гений,
Во граде — на берег реки.
Иль колокольни Джотто тени
Его касаются ноги.
Александрийского Столпа
Спроси младого херувима:
— Не заросла ль ко мне тропа?
К кому же нынче ходят мимо? —
Сменил ты лиру на повидло.
Теперь тебе внимает быдло
И жоп миманс немого мима.
За что же Карлу своего
Поленный любит Буратино?
Зачем калечить арт нуво
Встает на вахту Валентина?
Зачем на Невском старый дом
Сломала без грудного стона? —
Затем что кукле с кистенём
И сердцу Вальки нет закона!
---
Поэт, он если не пень пнём,
Поймёт о чём здесь трели звона.

из дискуссии с lsoroka Документальный случай с петухом

Продал цыпленка-табака
Властителю скопец.
Цыпленок клюнул старика,
И царствию конец.
---
В простых фаллических стихах
Для юношей урок —
Пред тем, как прыгнуть в облака,
Надень-ка каску впрок.

Маруся, где твои брилльянты
И где песцов сребристых мех?
Всё мне отдай за подвиг ратный,
За впечатляющий успех
На ниве лирики пастушьей.
Ты ж, детка, басенку послушай.
---
Смиренный Агнец взял трёхрядку,
Ремень приладил на плече,
Исколесил Поволжье, Вятку
С Музы´кой в альтовом ключе.
В буфете города Медыни
Ягненка спрашивала Лань:
"Зачем на правой боковине
Ты воздаёшь альтам всю дань?
Заправь дыхание басов
В мембраны солнечной гармошки".
"Нет, будет тщетным, Лань, твой зов.
Я раз рискнул, приехав в Гдов. —
Не бил народ сильней в ладошки".
---
Вот, основание, Маруся,
У самобытности для грусти.

В масличной рощице пчела
Носила мёд прилежно,
Познала старость, умерла.
---
Вот так любовник нежно
Ласкает сладостных подруг,
Не думая о тлене,
А смерть настигнет, вспомнит вдруг
Не о душистом сене,
Не об оргических ночах —
О пчелке-медоноше,
Поскольку он в трудах зачах,
С медоношеньем схожих.