Готичная загадка с кодой
Dec. 13th, 2011 12:03 pm![[personal profile]](https://www.dreamwidth.org/img/silk/identity/user.png)
Не всякая кура уснёт без молитвы. —
Просили, шептали, будили. —
Урицкий и Троцкий всегда после битвы
Любили вкусить чахохбили.
А коли не спит и кудахтаньем режет
Туманную тишь першпективы,
Урицкий и Троцкий — два ворона те же —
Рубили живую в сациви.
Гороховой окна — насесты несушкам.
Распутин курей по кроваткам
Неспешно разносит и шепчет за ушком,
И гладит, и плачет украдкой.
Гороховой окна — врата чёрной силе.
Летают летучие мыши.
Урицкий и Троцкий максимы грузили
Друг другу на спинные грыжи.
Урицкий и Троцкий срывали фрамуги.
Распахнуты окна пошире.
И чёрная сила костлявые руки
Тянула к жильцам, что там жили.
Строчили по стенам стальные максимы,
Урицкого с Троцким орудья.
И мыши летучие невыносимы
И хохота их многопудья.
Семёновский плац без бетонного ТЮЗа
Заставлен под утро гробами.
В гробах урожай — три малы´х карапуза
С бескровными напрочь губами.
И страхами полнится к вечеру "Висла".
В ажуре Урицкий и Троцкий.
Тяжёлая мгла между окон повисла.
И выползли тучные клёцки.
Сидит и хохорится пóверху тучи
Готичная мёртвая гадость,
Сидит и готовится больно помучить
Гороховой детскую младость.
Но — Чу! — позвонили Распутину в хату
Глухой электрической трелью.
Сосед-стоматолог родному как брату
Закончил сверлить ржавой дрелью.
Потом для острастки слегка с лёгким стуком
Распутину дверь покосили
И выбили с хрястным пугающим звуком
Согласно приложенной силе.
Одетый в трико, при трусах красной масти
Шагает мужчина до спальни.
И все понимают, что нынешней власти
Конец подступает печальный.
Один лишь Распутин раскачивал ложе
С младою женой обершенка.
И спящие куры с блаженством на роже
Сопели в кроватках при стенках.
Мужчина в трико с кумачёвым бикини
Рывком приподнял по-над койкой
Распутина, крикнув, — Тут в этой малине
Порядочных нет ну нисколько. —
— Распутин, — сказал прибикиненный витязь, —
За окнами близится вечер.
Там Троцкий с Урицким. Распутин, стыдитесь!
Накиньте-ка плащик на плечи.
Под небом черней Протоколов Сиона
Урицкого с Троцким бушлатом
Распутин гонял широко и влюблённо
В добро, покрывая зло матом.
Сикстинским плафоном небесные своды
Окрасились, радуя сердце.
Бикинный кумач на сифончике соды,
Трико на крючке полотенца.
У фрейлины ногти царапают кожу.
По небу летает Распутин.
И фрейлина плачет с власами по ложу.
— Как звать тебя, милый мой? — ... ! —
Просили, шептали, будили. —
Урицкий и Троцкий всегда после битвы
Любили вкусить чахохбили.
А коли не спит и кудахтаньем режет
Туманную тишь першпективы,
Урицкий и Троцкий — два ворона те же —
Рубили живую в сациви.
Гороховой окна — насесты несушкам.
Распутин курей по кроваткам
Неспешно разносит и шепчет за ушком,
И гладит, и плачет украдкой.
Гороховой окна — врата чёрной силе.
Летают летучие мыши.
Урицкий и Троцкий максимы грузили
Друг другу на спинные грыжи.
Урицкий и Троцкий срывали фрамуги.
Распахнуты окна пошире.
И чёрная сила костлявые руки
Тянула к жильцам, что там жили.
Строчили по стенам стальные максимы,
Урицкого с Троцким орудья.
И мыши летучие невыносимы
И хохота их многопудья.
Семёновский плац без бетонного ТЮЗа
Заставлен под утро гробами.
В гробах урожай — три малы´х карапуза
С бескровными напрочь губами.
И страхами полнится к вечеру "Висла".
В ажуре Урицкий и Троцкий.
Тяжёлая мгла между окон повисла.
И выползли тучные клёцки.
Сидит и хохорится пóверху тучи
Готичная мёртвая гадость,
Сидит и готовится больно помучить
Гороховой детскую младость.
Но — Чу! — позвонили Распутину в хату
Глухой электрической трелью.
Сосед-стоматолог родному как брату
Закончил сверлить ржавой дрелью.
Потом для острастки слегка с лёгким стуком
Распутину дверь покосили
И выбили с хрястным пугающим звуком
Согласно приложенной силе.
Одетый в трико, при трусах красной масти
Шагает мужчина до спальни.
И все понимают, что нынешней власти
Конец подступает печальный.
Один лишь Распутин раскачивал ложе
С младою женой обершенка.
И спящие куры с блаженством на роже
Сопели в кроватках при стенках.
Мужчина в трико с кумачёвым бикини
Рывком приподнял по-над койкой
Распутина, крикнув, — Тут в этой малине
Порядочных нет ну нисколько. —
— Распутин, — сказал прибикиненный витязь, —
За окнами близится вечер.
Там Троцкий с Урицким. Распутин, стыдитесь!
Накиньте-ка плащик на плечи.
Под небом черней Протоколов Сиона
Урицкого с Троцким бушлатом
Распутин гонял широко и влюблённо
В добро, покрывая зло матом.
Сикстинским плафоном небесные своды
Окрасились, радуя сердце.
Бикинный кумач на сифончике соды,
Трико на крючке полотенца.
У фрейлины ногти царапают кожу.
По небу летает Распутин.
И фрейлина плачет с власами по ложу.
— Как звать тебя, милый мой? — ... ! —

— А где ж ты таился, когда над Невою
Висела недобрая сила? —
— Я стерха стадами водил к водопою.
Я щуку ловил на грузило. —
За окнами боя воздушного схватка.
За окнами старец Григорий
Урицкого с Троцким ведёт на посадку,
Кромсая злодейству на горе.
— Я долгими зимами куталась в шали, —
Рыдала дворцовая дама, —
Ничтожества ночью меня ублажали,
Убожества плотского хлама.
Тобольских лесов знатоки гематомы
Скребли комариною лапкой.
Но вот вот мы с тобою интимно знакомы, —
Ты Мавр! А я буду арапкой!
Терзай же меня, порожденье пустыни,
Погонщик стерхóвого стада.
Я веткой склонилась в песках Палестины,
Погонщику стерхов услада. —
И витязь высокое звание Мавра
Не мог запятнать перед дамой.
А где-то за окнами старец бил храбро
Всю нечисть до Охты до самой.
Бушлат для вампира ядрён с непривычки,
Сбивая ударом к брусчатке.
Но первую робость теряют и птички,
Встают на дыбы и зайчатки.
Лосятки с разбегу берут и заборы.
Очнулись Урицкий и Троцкий.
И вздрогнули разом матросы Авроры,
Поев макароны по-флотски.
Урицкий и Троцкий маханье бушлата
Отводят, взлетая повыше.
И пасти раскрыв, розовей сервелата,
Несутся летучие мыши.
Позор отступленья сменился отвагой.
Тобольскому витязю худо.
Летучие мыши стрекочут ватагой.
И сыч подлетел неоткуда.
Прервал разбикининный витязь блаженство
Одной обершенковой жёнке.
Дрожат по квартирам чины духовенства
И робких смолянок душонки.
С крючка полотенца снял витязь лосины,
Бикини с оплётки сифонной.
Но стать под покровом не смотрит в низины
К восторгу у дамы влюблённой.
Гороховой улицы ночь неприглядна.
Дыхание смерти тревожит.
Дыхание смерти стозевно и хладно,
И воблой скребётся по коже.
Взлетает как стать наш герой к поднебесью
Врага боронить Петрограда,
Кидает с размаху взрывательной смесью
И лупит сильнее приклада.
Травмирован цвет перепончатой твари.
Урицкий и Троцкий побиты.
Заря появилась алей киновари.
Терзают былые обиды.
Тобольскому старцу неловко и стыдно
В минуту душевной невзгоды.
И куры проснулись в кроватках обрыдно
Авроре рассветной в угоду.
И снова трусы на сифонной оплётке.
И Мавр возвернулся из боя.
Под ржавою дрелью мальчишечка кроткий
Присел к стоматологу, воя.
Обычные радости тихого утра
Без жатвы кошмара ночного
Согласно Природе, которая мудро
Возздала Пороку сурово.
Висела недобрая сила? —
— Я стерха стадами водил к водопою.
Я щуку ловил на грузило. —
За окнами боя воздушного схватка.
За окнами старец Григорий
Урицкого с Троцким ведёт на посадку,
Кромсая злодейству на горе.
— Я долгими зимами куталась в шали, —
Рыдала дворцовая дама, —
Ничтожества ночью меня ублажали,
Убожества плотского хлама.
Тобольских лесов знатоки гематомы
Скребли комариною лапкой.
Но вот вот мы с тобою интимно знакомы, —
Ты Мавр! А я буду арапкой!
Терзай же меня, порожденье пустыни,
Погонщик стерхóвого стада.
Я веткой склонилась в песках Палестины,
Погонщику стерхов услада. —
И витязь высокое звание Мавра
Не мог запятнать перед дамой.
А где-то за окнами старец бил храбро
Всю нечисть до Охты до самой.
Бушлат для вампира ядрён с непривычки,
Сбивая ударом к брусчатке.
Но первую робость теряют и птички,
Встают на дыбы и зайчатки.
Лосятки с разбегу берут и заборы.
Очнулись Урицкий и Троцкий.
И вздрогнули разом матросы Авроры,
Поев макароны по-флотски.
Урицкий и Троцкий маханье бушлата
Отводят, взлетая повыше.
И пасти раскрыв, розовей сервелата,
Несутся летучие мыши.
Позор отступленья сменился отвагой.
Тобольскому витязю худо.
Летучие мыши стрекочут ватагой.
И сыч подлетел неоткуда.
Прервал разбикининный витязь блаженство
Одной обершенковой жёнке.
Дрожат по квартирам чины духовенства
И робких смолянок душонки.
С крючка полотенца снял витязь лосины,
Бикини с оплётки сифонной.
Но стать под покровом не смотрит в низины
К восторгу у дамы влюблённой.
Гороховой улицы ночь неприглядна.
Дыхание смерти тревожит.
Дыхание смерти стозевно и хладно,
И воблой скребётся по коже.
Взлетает как стать наш герой к поднебесью
Врага боронить Петрограда,
Кидает с размаху взрывательной смесью
И лупит сильнее приклада.
Травмирован цвет перепончатой твари.
Урицкий и Троцкий побиты.
Заря появилась алей киновари.
Терзают былые обиды.
Тобольскому старцу неловко и стыдно
В минуту душевной невзгоды.
И куры проснулись в кроватках обрыдно
Авроре рассветной в угоду.
И снова трусы на сифонной оплётке.
И Мавр возвернулся из боя.
Под ржавою дрелью мальчишечка кроткий
Присел к стоматологу, воя.
Обычные радости тихого утра
Без жатвы кошмара ночного
Согласно Природе, которая мудро
Возздала Пороку сурово.